Короткие заметки сына садоводов

 

Николай Иосифович Чура, 2021г.

В брошюре о коллективном саде «Зелёная Горка» значится, что уже весной 1949 года в Министерстве сельского хозяйства было обнародовано постановление Совета Министров СССР о развитии коллективного садоводства. Естественно моя мать не могла стоять в вестибюле Министерства сельского хозяйства СССР с группой сотрудников и обсуждать это постановление Совета Министров СССР. Это случилось по достаточно уважительной причине. Во первых она работала не в министерстве, а в одной из его структур – Сельхозаэросъемке. А во вторых, в эти дни она была в Алма-Ате, столице Казахской ССР, в доме своей матери и готовилась к моему рождению, которое произошло в первые дни лета того же 1949 года. Поскольку первые годы организации «Коллективного сада Зеленая горка» пришлись на первые годы моей жизни, у меня не сохранилось отчетливых личных впечатлений. Остались некоторые обрывки, в которых смешались рассказы родителей и свои воспоминания. Хочется поделится некоторыми из них.

Из постановления 1949 года следует, что Правительство разрешило отвод земель рабочим и служащим для посадки коллективных садов. Из разговоров взрослых мне запомнилось, что в начале предполагалось создать в полном смысле коллективные сады. В начале видимо планировался единый садовый массив типа колхозного сада и ягодника. Общий массив сада должен был смотреться весьма прогрессивно в духе Компанеллы и Оуэна. Все дружно работают в общем саду пользуясь «своим» инструментом хранящимся в общем сарае, построенном в центре территории. После работы дружно разъезжаются по домам. Осенью, когда приходит пора собирать урожай, это происходит, по всей видимости, также дружно. Правда пока выделялась земля, корчевались пни, оставшиеся от дубовой рощи, вырубленной в Отечественную войну, и производилась пахота этого глинистого бугра, многие планы изменились. Наш «коллективный» сад «Зелёная Горка» все-таки поделили на личные участки. На первых порах, на участках было запрещено возводить какие либо постройки, между участками не должно было быть разделяющих ограждений и границами служили межевые канавки.

Для полива были устроены три пруда, в которых накапливалась талая вода. Около них были вырыты колодцы для питьевой воды. Самый глубокий и самый чистый был у центрального пруда, сюда и ходили за водой почти все садоводы. Теперь на этом месте усадьба господина Норбекова. На некотором отдалении от колодцев, у этих же прудов, были сооружены двухместные общественные туалеты типа люфт-клозет или «сортир» с «М» и «Ж» на дверях. Устраивать подобные сооружения на участках было строго запрещено. Надо учитывать, что в то время как территория садов, так и вокруг них была практически безлесная, что создавало определенные проблемы у большого числа людей, будущих садоводов, собранных на этой «горке», пока еще не совсем зеленой.

Несколько позже были централизовано закуплены и установлены заборы из штакетника для улиц и проездов. И это было весьма удачно, поскольку в ту далекую эпоху практически ничего невозможно было купить из строительных материалов.

У меня в памяти осталось смутное воспоминание, как мы всей семьёй поливаем клубнику, таская воду из ближайшего пруда (…теперь этот пруд находится на чужом участке и уже почти засыпан). И ходим мы напрямую, по диагонали, через соседние участки с нашего Западного проезда на проезд Прудовый. Естественно, стараясь не наступать на чужие насаждения. В это время участки разделяли только канавки — межи. Таскаем воду мы все. По два ведра отец, мать и еще не старая моя бабушка. Я также участвовал с небольшим ведёрком. Кстати это пруд был самым чистым, глубоким и рыбным, но по площади несколько меньше, чем центральный. Самым мелким был нижний пруд, но с песчаным дном на мелководье. Это был «лягушатник» для детей. По-моему он сохранился и сейчас.

С каждым членом нашего коллектива Хозяйственное управление министерства заключило договор.

По этому договору садовод был обязан за пять лет освоить закреплённый за ним участок, посадив не менее 15 яблонь и груш, 13 вишен и слив, 27 кустов крыжовника, 50 корней смородины, 30 — малины и 1000 — земляники. Садоводы обязаны были строго соблюдать комплекс агротехнических мероприятий, вести борьбу с болезнями и вредителями сельскохозяйственных растений, добросовестно выполнять свой долг перед коллективом —участвовать личным трудом в общехозяйственных работах, аккуратно вносить денежные взносы на разные расходы, бережно относиться к общественному имуществу.

Ниже приведен один из первых договоров от октября 1952 года. Видно, что срок закладки сада в реальности был существенно сокращен, с пяти до трех лет.

Все садоводы получили удостоверения «единого образца». Удостоверение моей матери от 1953 года показано ниже.

Членские взносы вместе с земляным налогом, который оплачивался коллективно, в те времена были не сильно обременительны.

На фото приведена квитанция по квартальным взносам за конец 1954 года. Надо учесть, что это происходило до денежной реформы 1961 года, когда масштаб изменился в 10 раз. В те времена мой отец получал оклад 1200руб, будучи механиком на почтовом ящике. Моя мать, работая чертёжником-топографом в Сельхозаэросъемке, зарабатывала сдельно около 1400-1600руб. Правда её выработка доходила до 200%. Для тех, кто не в курсе, видимо необходимо сообщить, что почтовый ящик — это научное, проектное или производственное предприятие по созданию оборонных изделий или технологий. В те времена практически вся страна представляла собой «военный завод».

Начиная с 1954 года садоводам стали выдавать «книжки садоводов» которых у меня накопилось на целую стопку.

В памяти сохранилось впечатление от первого урожая клубники, когда еще на участках ничего не было и солнце заливало наш бугор. Количество ягод и их вкус были просто фантастическими. Возможно это потому, что в те времена они продавались только на рынке и были доступны не всегда и не всем. Никакого продовольственного импорта тогда практически не было. В конечном итоге разрешение на сады преследовало цель подкормить немного населения его собственными руками.

Довольно быстро кроме сарайчиков разрешили построить небольшие летние домики. Причём, предполагался естественно только один этаж, столбчатый деревянный фундамент, дощатые стены, нежилой чердак и отсутствие печи или какого либо серьезного нагревателя. В смутных детских воспоминаниях я вижу отца, который смолит на костре столбики на которых предполагалась установка будущего домика. Относительно отопления спешу разочаровать читателя относительно возможного электрического варианта. Во первых электроэнергия на участках появилась не сразу. Я помню керосиновую лампу, горящую в комнате. Пищу, естественно, готовили на керосинках. Кроме того, электричество было дорого и лимит участка был не более 1 кВт (электрические пробки и счётчик на 5А). Из доступных нагревателей была керамическая плитка с открытой спиралью (600 Вт) и рефлектор (450 Вт). Плитка часто перегорала и отец её ремонтировал. У меня стоит перед глазами картина, как мы сидим с мамой на полу комнаты, рядом для тепла горит керосинка (немного пахнет гарью), она в отпуске и мне читает вслух, за окном идет дождь, в комнате довольно холодно.

Немного о доме. Все домики, построенные на участках, в те времена были просто крохотными по современным меркам. Наш домик составлял около 16 кв.м — 9 кв.м комната и 7 кв.м терраса. Ещё были небольшие сени в 3 кв.м, где помещалась небольшая кухонька в 1,5 кв.м. Здесь умещались аж две керосинки перед узеньким окошком. Для справки сообщу, что когда моя семья переезжала на «дачу» из городской 15-метровой комнаты в коммунальной квартире, мы чувствовали восторг от пространства жилища. А ведь еще был свой участок и окружающие леса и поля.

Когда собрали бревенчатый каркас, пришла комиссия под руководством нашего председателя тов. Шуранова и выяснилось, что длина дома больше разрешённой на 20 сантиметров. Отец пообещал отпилить излишки. Но тов. Шуранов был непреклонен – «пили при нас». В результате терраса оказалась уже, и родительскую кровать пришлось немного укоротить, благо отец был мастер на все руки. Отец был довольно высокий и при ночёвке на даче голова или ноги немного упирались в стенки. Разумеется, эти события я помню по рассказам мамы, а не по собственным впечатлениям.

Поначалу отец сделал на чердаке небольшое оконце, чтобы там не было темно. Достаточно быстро последовало распоряжение его ликвидировать, поскольку чердак «не должен быть жилым». Отец быстро забил оконце досками, оставив маленький леток. Там у нас стали жить ласточки, которых в те времена в округе было множество. На фото показан вид нашего домика примерно в 1956-1957 году.

Крыша из шифера, очень популярного в те времена кровельного материала, появилась не сразу. В начале дом покрыли рубероидом. Отец построил дом своими руками. Вся обшивка была выстрогана им вручную, причём с фигурной кромкой. Все рамы, включая наборные для террасы и финские ставни на окнах комнаты, а также резные наличники, тоже его творчество. Правда, это не бог весть какое мастерство в сравнении с традиционной русской резьбой. Но таких домов у нас было не так много. Правда, рисунок рам для террасы мама привезла из Риги после поездки на курорт.

Для примера приведу фото домиков наших соседей Нины и Ивана Драгун. Сейчас на этом месте другой дом других «садоводов» – Усачевых. Второй домик маминой подруги — Тани Демидовой, на противоположной стороне проезда в нескольких участках от нас. Он практически мало изменился. Эти домики были сфотографированы несколько позже.

В нашем садоводстве был один очень красивый домик, практически кружевной, из-за покрывающей его резьбы. Он находился на Восточном проезде где то в районе 18-24 участка. Фамилия владельца была то ли Лукашин, то ли Луканин. Короче говоря, что-то похожее. Мои родители часто ходили туда полюбоваться и всегда брали меня с собой. Причем, по сравнению с резными домами в наших деревнях он был естественно весь крашеный, причем в нежные пастельные тона бело-зеленого, бело-голубого и по-моему, светло-бежевого цвета. Естественно в те «советские» времена все участки просматривались насквозь через типовой невысокий штакетник и летом просто утопали в цветах. Особенно были популярны флоксы, гладиолусы, астры и конечно менее помпезные — золотые шары, душистый и цветной горошек и т.п.

Как я уже описывал, наш домик поначалу был на деревянных просмолённых столбиках. Буквально за пару лет эти столбики сгнили и, разумеется, встал вопрос о каменном фундаменте. Как-то осенью, либо в холодный и дождливый сентябрь, либо тёплый октябрь, мои родители решили подвести под домик бетонный фундамент. Получилось нечто похожее на низенький ленточный фундамент. У меня осталось в памяти, как мы с бабушкой приезжали на дачу, где отец с матерью в телогрейках под моросящим дождем месили в корыте раствор и заливали опалубку под фундамент. В неё были набросаны разнокалиберные камни и обломки кирпича. Никакой арматуры там не было. Всё это не удивительно, поскольку в те времена практически всё делалось самими «гражданами страны советов». Не даром ходила поговорка про жителя СССР — «АвтоМотоВелоФотоТелеРадиоМонтер». Кстати, на приведённом фото 1956-57г. показан домик уже с этим фундаментом.

Большая суета у нас получилась с погребом. Естественно, в те времена холодильники были почти предметом роскоши. По-крайней мере распространены были не широко, а тем более на дачах. Я конечно исключаю академиков и народных артистов. У нас правда году в 56/58-м холодильник «Саратов 2» в московской комнате уже стоял. Но возить его на дачу было тяжело и затратно. К тому же это была достаточно дорогая вещь. Короче говоря отец сразу выкопал под террасой небольшой погреб, сделал дощатые стены, пол и потолок и устроил люк в полу террасы. С нашим глинистым грунтом этот небольшой погребок объемом чуть больше 3 м.куб осенью и весной заполнялся верховой водой которую приходилось выбирать вручную просто вёдрами. Тогда еще бытовых насосов не предполагалось. Отец вступил в неравную борьбу с водой. Многие соседи также пытались устроить что-то подобное. Был даже случай когда под дом опустили цельносварной куб. Этот случай я помню по рассказам, но стрелу крана над домом я видел собственными глазами. Начал отец с кирпичной кладки, закончил двойными стенами из бетона и кирпича, гидроизоляцией из сваренного полиэтилена, жидкого стекла и гудрона. Этот погреб простоял сухой один год, а на второй поздно осенью лопнула бетонная стяжка на полу и хлынула вода, заполнив погреб почти до поверхности земли. Два года мы весной выливали оттуда воду, также вручную и вёдрами. Потом купили землю и засыпали это «инженерное чудо». Кстати, упомянутый выше цельно металлический погреб на одном из соседних участков на следующую весну поднял дом над ним почти на метр.

Возможно, это байки, но взрослые рассказывали, что единственный наш садовод, который справился с водой в погребе, это хозяин участка на высоком южном берегу нижнего пруда в СНТ. Сейчас это единственный доступный пруд на севере участков. Короче говоря, этот садовод просто сделал дренаж вокруг дома в пруд.

И другой подобный пример. Один из соседей, строя новый дом, устроил под всей его площадью не сильно глубокий подвальчик, глубиной около полутора метров. На мой вопрос о приямке с насосом он гордо заявил, что гидроизоляция самая современная, как в метро. Любопытно, а почему в метро непрерывно работают насосы. В результате на третий год всё-таки пришлось устраивать приямок и насос.

Но вернемся ещё на некоторое время к нашему домику. Хочется немного похвастаться видом террасы с рамами «рижского рисунка» и резьбой на наличниках, изготовленных лично отцом исключительно ручным трудом. Электроинструменты тогда ещё были практически неизвестны и недоступны. На фото представлены эти фрагменты.

Как я уже писал, печки были категорически запрещены. Смелые люди ставили небольшие, чаще всего чугунные печурки и выводили трубу на противоположную сторону дома за коньком крыши. В этом случае трубу не было видно с проезда. Впоследствии отец сделал точно также.

В первые годы, до организации летнего водопровода питьевую воду приносили с собой из Москвы, но достаточно быстро сделали три колодца у прудов. Однако хорошая вода была только в центральном, самом глубоком колодце рядом с центральным прудом. После создания водопроводной сети мы стали пить воду из нее после отстаивания в вёдрах. В те времена не было фильтров и тем более бутилированной воды. Иногда, правда, ходили к выше названному колодцу, но это было далековато, особенно с двумя ведрами. В те времена еще не было пластика, а соответственно и канистр для воды. Использовались только стальные канистры для бензина. По-моему, в конце 80-х или в 90-е годы колодцы вместе с прудами и прилегающей территорией были утрачены, но к тому моменту была устроена колонка с городской водой у водокачки. Примечательный технический момент. Старая водопроводная сеть, которую сейчас заменили, была собрана из чугунных довольно коротких труб (около 2-х метров) для канализации, соединенных раструбами с чеканкой просмоленной паклей и защитой цементным раствором. Наверное поэтому вода первое время немного пахла смолой (гудроном). Наш водопровод низкого давления (высота бака водокачки) поэтому такая система была вполне работоспособна.

Приведенное фото демонстрирует моего отца за традиционным занятием на участке в конце 50-х годов.

Продолжались традиционные проблемы с туалетами. Общественные люфт-клозеты были всегда запущены и находились достаточно далеко. Индивидуальные аналогичные сооружения на участках были всегда категорически запрещены, но повсеместно устраивались. Отец несколько раз устраивал какие-то будки и с просто ямами, и с вёдрами либо баками с засыпкой торфяной смесью. Была попытка совместить душ с туалетом используя единую сливную ёмкость. Но все эти экзерсисы не давали удовлетворения. Эту проблему отец решил только уже в 80-х годах, установив стандартный унитаз со сливом в самодельный септик. К этому времени естественно жесткий надзор над самодеятельностью садоводов практически прекратился.

В начале 50-х годов «коллективный сад Зелёная горка» был практически единственным зелёным массивом на нашем глинистом бугре. Не зря по периметру товарищества на крайних участках и на участках вдоль центрального проезда между водокачкой и воротами к современному району «Татьянин парк» были устроены, в смысле прирезаны, участки для устройства лесозащитных полос.

Лесные посадки на южной оконечности участков ещё только были заложены. На фото 1957 года представлен вид общего забора из сетки рабица и поле с молодым еловым лесом. На дальнем плане виднеется большой лес вдоль Киевского шоссе. Тогда ещё высоковольтная линия, отделяющая эти посадки от леса, не была построена.

На переднем плане моя мать с моей теткой работают в нашем саду. Еловые посадки на фото не превышают еще и 20-30 см. Кстати, эти посадки несколько раз прорубались через ряд, обычно за несколько месяцев до новогодних праздников. Потом эти кучи молодых елочек увозились, видимо, в Москву на продажу.

Вдоль общей ограды шла просёлочная дорога из деревни Говорово в рабочий поселок Солнцево. Из Говорово к нам приходила молочница и приносила свежее парное молоко, примерно по литру в день. Разумеется, тогда ещё не было коттеджного посёлка между посадками и деревней. В деревню Говорово мы с ребятами ходили купаться. Обычно брали с собой накаченные автомобильные камеры от грузовиков, на которых плавали как на лодках. Тогда еще не было бескамерных автомобильных колес.

Эта же проселочная дорога вела в Солнцево мимо больницы с левой стороны. В Солнцево была аптека и продовольственный магазин, где-то в районе современного рынка. Чуть далее, ближе к современному выезду из микрорайона, был двухэтажный универмаг, баня и рядом керосиновая лавка. Возможно, был ещё один продовольственный магазин, но моя память его не сохранила. Наша семья почему-то ходила в керосиновую лавку в посёлке Мещерский, за железной дорогой. Это была обычно целая экспедиция, чаще всего с соседями Гусевыми. Из этой семьи был мой летний приятель, Петя Гусев и еще Боря Овчинников из углового дома наших садов, напротив участка Гусевых. Брали с собой всю «керосиновую» посуду, чтобы нести в двух руках. Дорога была привычная, поскольку ездили тогда в Зелёную горку на электричке с Киевского вокзала до станции Востряково. Там мы, ребята из садов, почти каждый день встречали родителей на велосипедах и отвозили сумки по домам. Станцию Востряково относительно недавно переименовали в Сколково. Следующая станция была Суково (теперь Солнечная). Видимо поэтому небольшой грунтовый аэродром, находящийся на западной окраине поселка Солнцево, назывался Суковский. Там обычно базировались самолеты Ли-2, ИЛ-14, вертолеты и «кукурузники» АН-2. На месте современного жилого комплекса «Татьянин парк», коттеджного поселка и района Солнцево, по обе стороны улицы 50-летия Октября, были обширные поля, которые засевались овсом, рожью и даже кукурузой, «открытой» Никитой Хрущевым. Поле на месте «Татьяниного парка» часто оставалось не полностью засеянным. На нем мы, ребята из садов, запускали воздушные змеи и модели самолетов с резиномоторами. Естественно, самодельные. Правда, модели самолетов и кораблей часто были из комплектов, купленных в Детском мире. Я вынужден разочаровать современных читателей. Эти комплекты абсолютно не походили на нынешние совершенные модели и представляли собой наборы брусочков, планочек, гвоздиков, обрезков проволоки, папиросную бумагу и связку резинок. Змеи делались из газет и планок типа дранки.

В те времена ещё не было плотины на речке Сетунька, текущей из ключа в районе ул. Академика Варги под кольцевой дорогой. Далее через несколько лесных прудиков и Говоровский пруд вдоль Боровского шоссе. Вместо современного так называемого Заводского пруда между садами и шоссе была живописная балочка с обильной травой и клевером. Через неё по диагонали была протоптана тропинка от станции через ДСК-3 к центральным воротам. Правда, сам домостроительный комбинат возник в 50-е годы, когда началось массовое строительство из сборного железобетона. Поначалу у комбината не было ограды и все ходили напрямую через цеха, огибая формы с залитым бетоном, между столбов пара, которым пропаривали твердеющие конструкции. На тропинке через речушку был небольшой деревянный мостик, который со временем заменили на бетонную плиту (сказалась близость ДСК-3).

Асфальтовая дорога от Боровского шоссе через балку до въездных ворот и далее до водокачки была сооружена на средства садоводов и являлась единственной асфальтовой дорогой в садах. Это была любимая трасса для всех маленьких владельцев велосипедов. При легком ходе велосипеда можно было с разгона влететь прямо на шоссе. Естественно, в 50-е да и в 60-е годы частных машин в товариществе не просматривалось.

На территории комбината находился деревообрабатывающий цех, видимо обеспечивающий нужды комбината. Мы с Петей Гусевым повадились ездить туда на велосипедах и запасаться на свалке этого цеха обрезками досок, брусками, планками и прочими очень полезными в хозяйстве вещами. Там попадались даже дубовые обрезки. Иногда мы с Петей совершали по нескольку ездок, если там было чем поживится. Впоследствии комбинат огородили, устроив проходные и ворота, в результате это хождение закончилось. Вообще, в те времена социалистического хозяйствования многое можно было найти просто на улице, во дворах на пустырях, особенно в местах где проводились какие-то работы. Например когда делали высоковольтную линию (по-моему, это супер трасса на 750 кВ) за лесными посадками, в поле у опор остались значительные фрагменты конструкций, изоляторы, существенные обрезки проводов, плетеных из стальной и алюминиевой проволоки и различный крепеж. Это происходило не только за городом. В Останкино, где мы жили в то время, при телефонизации района было оставлено большое количество обрезков кабеля на 1200 и 800 пар. Для нас, мальчишек, это был большой подарок — тонкие медные провода в бумажной изоляции и самое главное — свинцовая оболочка!

Яркой страницей в памяти остался наш с мамой бег через лесные посадки и большой лес к Киевскому шоссе. Мы с ней бежали встречать второго космонавта Германа Титова летом 1961 года. Эта мысль пришла спонтанно, после того как над нашим домом пролетел огромный ТУ-114 с эскортом из двух истребителей. Вдоль шоссе не густо, но был народ, который восторженно махал рукам, платками и шапками. Открытая машина, также с эскортом мотоциклистов, шла не очень быстро и нам Герман Титов показался несколько измождённым и почему-то седым.

Но вернёмся к дачным или садовым делам. По упомянутой выше живописной балочке, которая была по течению Сетуньки, на месте современного Заводского пруда с плотиной, каждый день гоняли стадо коров. Сейчас уже трудно сказать, были ли это совхозные или колхозные коровы из коровников, расположенных на месте современного перекрестка ул. 50-летия Октября с Боровским шоссе. Либо это были частные коровы из Говорова. Во всяком случае, их гоняли туда и обратно. К сожалению, сейчас уже не помню, когда было «туда», а когда «обратно». Ясно только одно, что если бы мы, дети с садовых участков, не собирали бы столь интенсивно свежий навоз в свои тележки, эта балочка была еще зеленее и краше. Кроме этого жалкого вспоможения для удобрения практически глины на участки интенсивно закупался торф, торф-фекалий (из очистных сооружений) и если сильно повезет, навоз, лучше естественно конский, а также песок. Можно сказать, что за 60 лет удалось создать около 15-20 см плодородного грунта. Все это предлагалось с «левых» машин, которые должны были везти свой груз совсем в другие места. Предлагались также и некоторые строительные материалы (надо думать, ворованные). Это вполне естественно для страны с полным отсутствием какой либо торговли подобными товарами и так называемой «социалистической» или «общенародной» собственностью. Мне вспоминается случай из моей армейской жизни начала 70-х годов в Ленинграде (С.-Петербург). В садоводческое товарищество продали около 1000 асбоцементных труб, целый пролет телефонной канализации. Это выяснилось, когда через полгода пытались протянуть в нее кабели. Но к тому времени все «герои» этой истории уже были демобилизованы.

В заключение хочется высказать мнение об изменении экологической обстановки в районе коллективного сада Зелёная горка. Понятно, что в 50-е годы Москва заканчивалась на Ленинском проспекте у площади Гагарина. Автомобилей было крайне мало. Кольцевая дорога, построенная в 60-е годы, была практически пустая. В большом лесу, который примыкает к пересечению кольцевой дороги и Киевского шоссе, было много муравейников, причем высоченных, до метра и выше. Повсеместно рос можжевельник. Я принес в конце 50-х малюсенький прутик и посадил на участке около забора, рядом с березкой. К 2000-м он вырос в огромный куст высотой более 4-х метров. Сейчас в этом лесу ничего подобного нет. На участках, в соседних лесных посадках и в полях и летом и зимой было множество разнообразных птиц. О ласточках и жаворонках я уже упоминал. Прилетали синички, носились стрижи. Из леса доносился стук дятлов и крик кукушки. Да и воробьев была куча. Вместо современного засилья ворон чаще встречались галки и сороки. Естественно, по весне радовали своими песнями скворцы и соловьи. Отец вывешивал один–два скворечника и два-три синичника. Естественно, зимой заполнял кормом кормушки.

В окрестных полях и лугах, да и в лесу на полянах, было широко представлено «так называемое разнотравье». Это различные виды ромашек, колокольчики, васильки, иван-да-марья, львиный зев, медуница, дикий цветной горошек, клевер различной расцветки и размера. Ну и естественно полынь, пижма, лопухи и подорожник, которые и сейчас можно найти вдоль заборов и дорог. В этой траве кипела жизнь насекомых. Одних кузнечиков видов 5-6 с различной расцветкой и размерами. Обилие бабочек и мотыльков с различной окраской. Масса стрекоз, различных жуков и всевозможных божьих коровок было много видов по цвету и размерам. Особенно разнообразные и большие стрекозы были по берегам прудов. Короче говоря, насекомых была тьма и со всем этим разнообразием можно было познакомиться не в музее, а просто на улице. Мелких животных было не так много, если не считать одичавших кошек, которых массово бросали на зиму наши «любители животных» из садоводов. В те времена на участках никто не жил кроме сторожа Варкулевича в доме у центрального пруда. Одно время поговаривали, что в большом лесу завелась рысь. Как-то в конце 50-х в начале лета мы изнывали от трупного запаха. К этому времени еловые посадки стали уже по пояс. Моя бабушка взяла свой любимый инструмент – кетмень и пошла в ближайший лесок. Она обнаружила здоровенного разлагающегося лося, которого вечером закопали вернувшиеся с работы отцы – мой и Пети Гусева.

Чтобы продемонстрировать огромный путь, прошедший нашими садами, приведу ещё две фотографии нашей калитки, сделанные с интервалом в 50 лет. На первой моя мать, у которой за спиной небольшая березка, ставшая огромным деревом к 2012 году.

Чтобы как-то связать мое повествование с брошюрой, вышедшей в конце 50-х или начале 60-х, приведу ещё фотографию, попавшую в этот материал. На ней представлена вереница нашей семьи и наших гостей, бредущая на станцию после «отдыха на даче». Впереди моя мама ведет меня за руку. Мне здесь лет 6-7. Т.е это 1955-56 год. Завершает кавалькаду мой отец.

Ниже две фотографии, показывающие тот самый отдых для моей мамы и бабушки.

В заключение ещё приведу изображение наследницы «традиций династии садоводов». Это моя дочь осваивает тяпку под руководством своей прабабушки. Это 1974 год.

 

Добавить комментарий